К тому времени я уже сгорала от желания. Мне не терпелосьприкоснуться к нему, но, когда я протянула руки, Роман бережно прижал их кполу.

— Еще рано, — прошептал он.

Я была рада этому, потому что все дело заключалось вовремени. Я покупала его. Да, покупала. Выигрывала время, чтобы успеть придуматьплан. План, который… Ладно, потом.

— Цвет фуксии, — заметил он, проведя пальцами по моимтрусикам, представлявшим собой лоскутки кружев. — Кто это придумал?

— Я редко надеваю розовое и красное, — призналасья, — но белье этих цветов почему-то люблю. И, конечно, черное.

— Тебе идет. Ты сможешь трансформировать их когдаугодно, верно?

— Да, а что?

Роман протянул руку и одним движением стащил с меня трусики.

— Они мне мешают.

Я застонала и выгнулась ему навстречу, стремясьудовлетворить терзавшее меня желание. Но Роман снова уложил меня на пол. Егоязык продолжал дразнить меня, усиливая наслаждение.

Наконец, я достигла пика наслаждения и громко вскрикнула. Онстиснул мое трепетавшее тело и продолжил свои жгучие ласки. Однако это уже быловыше моих сил. Достигнув наслаждения еще раз, я стала умолять его остановиться.

Роман отпустил меня, отстранился и стал наблюдать засудорогами, сотрясавшими мое тело. Когда они утихли, я за две секунды стащила снего одежду, и он лег на меня.

— О боже, Джорджина, — прошептал он, глядя мне вглаза. — Ты даже не представляешь себе, как я тебя хочу.

Но я представляла.

Как только наши тела слились, я ликовала так, словно вернуласебе недостающую часть. Его движения были неторопливыми и точно рассчитанными.Роман следил за выражением моего лица и выяснял, как на меня действуетизменение направления.

«Я выигрываю время», — твердила я, но, когда он прижалмои запястья к полу и стал вонзаться в меня все глубже и глубже, стало ясно,что я себе лгу. Дело было не в желании предупредить Джерома и Картера, а во мнесамой. Мое желание было эгоистичным. Я изнывала по Роману последние две неделии теперь получила то, чего хотела. Он оказался совершенно прав. Инстинктсуккуба был тут ни при чем. Одно чистое сладострастие. Мне приходилосьзаниматься сексом с бессмертными, но с тех пор прошло много времени. Я уже забыла,что можно, помимо своей воли, не читать чужие мысли и просто наслаждатьсясобственными ощущениями.

Мы двигались в одном ритме, как будто занимались этим многовеков. Постепенно наши движения становились более порывистыми и менее точными.Он вонзался в меня так яростно, словно хотел пригвоздить к полу. Откуда-тодоносились громкие крики, и я с трудом поняла, что они принадлежат мне. Япотеряла представление об окружающем и способность связно мыслить. Существовалотолько мое тело и пожиравшее его желание. Оно сжигало меня, но продолжалотребовать большего. Стремясь как можно скорее достичь пика наслаждения, яподалась навстречу Роману.

Поняв это, Роман ахнул. В его глазах горела первобытнаястрасть.

— Я хочу видеть, как ты кончишь еще раз, —прошептал он. — Сделай это для меня.

Этих слов оказалось достаточно. Я тут же достиглаголовокружительного экстаза, и из моего давно охрипшего горла вырвался громкийкрик. Не знаю, каким было выражение моего лица, однако оно заставило Романадостигнуть оргазма почти одновременно со мной. Он не издал ни звука. Толькозакрыл глаза и после заключительного рывка остался во мне, дрожа отнаслаждения. Потом он перекатился на спину и лег рядом со мной. Я повернулась,положила ладонь на грудь Романа и стала поглаживать его загорелую кожу.

— Ты очень красивый, — сказала я и обхватилагубами его сосок.

— Ты тоже ничего, — пробормотал он, гладя меня поголове. Я была покрыта испариной, от которой мои волосы увлажнились и завилисьсильнее обычного. — Это твое настоящее тело?

Я покачала головой, удивленная вопросом, и провела губами поего шее.

— Я получила это тело, когда стала суккубом.Давным-давно. — А потом спросила в промежутке между двумя поцелуями: — Онотебе не нравится? Знаешь, я могу стать такой, какой ты захочешь.

Роман улыбнулся, блеснув белыми зубами.

— Именно поэтому и следует заниматься любовью только ссуккубом. — Он сел, обнял меня, а потом, покачиваясь, встал. — Нет.Если ты спросишь меня об этом лет через сто, может быть, я отвечу по-другому.Но сейчас мне хочется как следует изучить это тело.

Он отнес меня в спальню, где мы занялись любовью немногоболее цивилизованно, наши тела льнули друг к другу, как языки жидкого пламени.Теперь, когда животное начало было удовлетворено, мы не торопились и изучалиреакции собственных тел. Любовь неторопливая и нежная сменялась бурной истрастной, затем следовал отдых, и все начиналось сначала. Часа в три ночи яокончательно выдохлась и, наконец, уснула, положив голову ему на грудь и забыво тревогах, копошившихся в дальнем углу сознания.

Я проснулась через несколько часов и рывком села, сужасающей ясностью вспомнив события прошедшей ночи. Я уснула в объятияхнефилима. Говорила о собственной уязвимости. И, тем не менее, осталась целой иневредимой. Роман лежал рядом со мной, теплый и довольный, Обри дремала вногах. Оба неохотно открыли глаза, потревоженные моим резким движением.

— Что случилось? — подавив зевок, спросил Роман.

— Н-ничего. — Когда приступ страсти прошел, яобнаружила, что могу мыслить ясно.

Чего я добилась, переспав с Романом? Выиграть время мнеудалось, но выхода из этой сумасшедшей ситуации я так и не нашла.

Затем я увидела нарциссы Картера, и они подсказали мнерешение. Сами цветы были тут ни при чем, но я поняла, что не могу позволитьРоману убить Картера. Нужно действовать рискованно, не боясь провала. «Укаждого из нас бывают минуты слабости. Имеет значение только то, как мы ихпреодолеваем».

То, что я любила нефилима и ненавидела ангела, значения неимело. Тем более что и то и другое было правдой лишь наполовину. Делозаключалось во мне. В том, кем я себя считала. Я провела целые века, причиняявред людям, чтобы выжить самой, но я никогда не участвовала в заранееобдуманном убийстве, какой бы уважительной ни была его причина. До этого я ещене дошла. Пока.

Я смахнула слезы, вызванные сложностью задачи, которую мнепредстояло решить. Ах, Роман, Роман…

— Тогда спи, — пробормотал он и провел ладонью помоему бедру.

Да, теперь я знала, что нужно сделать. Это нельзя былоназвать настоящим планом, но ничто другое мне в голову не приходило: мне нужновоспользоваться его нынешней беспечностью.

— Не могу, — объяснила я, вылезая изкровати. — Мне пора на работу.

Он широко раскрыл глаза.

— Что? Когда?